А что бы сказал Фрейд, глядя на всю эту @@йню? Война — это продолжение политиками нереализованных сексуальных фантазий иными методами. То, что не решалось политиками в кабинете психоаналитика, решается солдатами в окопе. Война — это эротический стыд, замаскированный под геополитику. Война — это групповая терапия ненависти, где никто не выживет, но все будут отомщены. -

Previous Post: Прекращение огня или справедливость?
«Если рассматривать этот феномен — отказ от компромисса ради справедливости — в контексте прекращения военных действий, ситуация становится особенно острой. Здесь на кону не деньги или репутация, а жизни людей, и именно поэтому “иррациональность” принципов может как спасать, так и губить.
Принципиальность как тормоз мира
Во многих конфликтах одна или обе стороны отказываются идти на мир, потому что:
– Считают, что отказ от борьбы = предательство погибших;
– Видят компромисс как узаконивание несправедливости (например, уступка территории или прощение агрессора);
– Боятся, что соглашение без наказания врага разрушит моральную легитимность собственной позиции.
Примеры:
Израильско-палестинский конфликт — многие мирные инициативы срывались именно из-за требований справедливости прежде мира.
Гражданская война в Сирии — отказ сторон признавать легитимность друг друга мешал любым переговорам, даже под угрозой гуманитарной катастрофы.
Ценой принципов становятся жизни
Рациональный подход к переговорам в условиях конфликта — минимизация потерь. Но социальная психология показывает: коллективы и лидеры часто руководствуются моральными эмоциями — обида, гнев, месть. Это приводит к эскалации, даже когда логика требует остановки.
Парадокс: люди продолжают войну не ради победы, а ради чувства, что они не “продались” или не “смирились с несправедливостью”. Это хорошо описано в исследованиях по теории справедливости в политическом поведении, в частности в работах, посвящённых примирению после насилия.
Компромисс воспринимается как моральная капитуляция
Во многих обществах компромисс в условиях неравенства воспринимается как слабость, особенно когда есть яркий нарратив жертвы. Это мешает заключать мирные договоры — даже если они спасают жизни.
Неспособность отказаться от морального максимализма во имя прекращения страданий — опасная ловушка. Это иррационально в краткосрочной перспективе, но оно сохраняется из-за желания сохранить коллективную идентичность, честь, правду о прошлом.
Настоящий политический вызов — перевести разговор из языка справедливости в язык будущего: не “кто был прав”, а “что спасёт больше жизней”. Но для этого нужны моральные лидеры, которые готовы взять на себя вину за компромисс — и выдержать осуждение.»

Next Post: Ошо, Гурджиева и Кастанеду нужно читать в юности — когда мозгов нет. Читать их после сорока и видеть в этом тайную мудрость способны великовозрастные оболтусы, считающие «Битву экстрасенсов» научным экспериментом.

1 1